Журнал "КОНТИНЕНТ" Андрей Ракин
оч советую прочесть полностью>>
500 лет тому назад в Индии, в самой середке Индостанского полуострова существовало некое государство великой мощи и богатства. Одни только слоны в его войске считались на сотни. А что за столица, с множеством храмов, дворцов, базаров! Имя ей было Виджаянагара... Судя по всему, это был главный брильянт в короне одного из сильнейших жругров регионального и эпохального масштаба. Но вот собрались как-то все соседи и, движимые не то завистью, не то давними обидами, взяли и, объединившись, разгромили эту державу. Император бежал вместе с деньгами и наложницами, рядовым жителям пришлось потяжелее... Короче, в одночасье не стало ни этого государства, ни его населения. Так потом и стояли век за веком посреди каменистой пустыни огромные храмы, разные столичные службы и торговые ряды. И построены они были из такого прочного камня, что ни один вандал за эти века так и не смог причинить этим постройкам хоть сколько-то заметный ущерб. Судя по всему, именно этот город вспоминал Киплинг, когда описывал в «Книге джунглей» мертвый город бандерлогов.
Ну, так вот. Прошли годы, и в этот город вернулись люди. Совсем другие. Не гордые граждане древней могучей империи, а просто бродячие скотоводы и ленивые земледельцы. В общем, бандерлоги. Совсем небольшое племя. И поселились они среди этих величественных построек, которые за века даже не превратились в развалины. Где-то пристроили свои две-три корявые глинобитные стенки снаружи к древним гранитным углам, а где-то бесцеремонно водворились в брошенные мрачные помещения, выгнав предварительно оттуда змей и обезьян. И теперь это уже не величественная, но мертвая Виджаянагара, а вполне себе живой индийский поселочек Хампи. Человек на пятьсот. Шумный, бестолковый, веселый. Со своим полицейским участком, занимающим каменную коробку древнего храма, где у входа скучают чванливые кшатрии, вооруженные для острастки бамбуковыми палками (более серьезное оружие им не доверяют, да оно и не нужно). Со своей школой, приютившейся в такой же древней каменной постройке. Над ее входом англоязычная вывеска School, в которой они изловчились сделать сразу аж три грамматические ошибки. (Попробуйте угадать, какие).
А к чему это я? Всего лишь к тому, что жизнь — она всегда как-то приятнее смерти. И если она не так величественна, как древние мертвые развалины, есть у нее другие, свои положительные стороны.
Наши европейские имперские столицы — они изначально создавались, как величественные руины, как памятники самим себе. Не могу никак доказать, но само собой приходит в голову, что их верховные создатели еще в процессе стройки, в облаках кирпичной пыли уже сознавали, что их время подходит к концу. Потому и спешили. И вот через пару-другую десятилетий все эти европейские новостройки, свеженькие, прямо с иголочки, постепенно начинают переходить в руки совсем другого правящего класса. В руки простых, незатейливых, циничных торгашей, предпринимателей, капиталистов. Согласен, это были не ангелы. Но это уже были люди. То есть такие же, как мы, а не как те таинственные египетские жрецы. И вообще, «ворюга мне милей, чем кровопийца». И чувства у них были человеческие. Тяга к красоте, к комфорту, обычное человеческое честолюбие и просто озорное желание всех удивить. И при таких заказчиках уже в начале XX века на сцену выходят новые архитекторы, талантливые, дерзкие, веселые. В общем, богема. И полез изо всех щелей модерн, сецессион, ар нуво, конструктивизм, чертова туча всякой, иной раз даже очень веселой эклектики. Из шпалер ампирной застройки тут и там стали выпирать то техногенного толка стеклянные плоскости, то, напротив, какие-то непристойно живые, растительные формы. Пришло время для всяких там Шехтелей, Гауди и Корбюзье. Короче говоря, в мертвый, холодный и казенный город заявились стаи бандерлогов. Шумные, суетливые, глупые, начисто лишенные того, прежнего, имперского величия, но зато живые. По-настоящему живые.
А как там поживают тем временем не столпы империи, а ее винтики? Те самые отбросы общества, которые селились по подвалам и мансардам величественных домов, глядя через окна в свои внутренние, не парадные дворы-колодцы (а они, кстати, совершенно одинаково грязны и безрадостны и в Париже, и в Будапеште, и в Питере). Они тоже вдруг как-то обнаглели и повылазили из своих нор. Ну кто такие эти парижские импрессионисты, а тем более, постимпрессионисты? Да ведь никто из создателей, отцов и хозяев нового Парижа даже ….. не сел бы рядом с этими сомнительными господами. А скажи им, что именно эта самая публика через полвека составит славу Франции? Свят-свят-свят! А все эти развратные поэты типа Верлена, Бодлера или вообще Рембо? Ужас! А питерские блоки, гаршины и андреевы? Не будем уж говорить о тех, кто стал душой и знаменем Парижа и подобных ему городов еще несколько десятилетий спустя — об Эдит Пиаф или о Брассансе. Кто-нибудь из перечисленных ударил бы палец о палец ради строительства великой священной империи? Нет, это вам не Киплинг. (И не Дугин-Проханов.) Такие готовы лишь на то, чтобы эти империи расшатывать, а на их стенах рисовать непристойные граффити. И слава Богу. Посмотрите -- этот процесс не стоит на месте. На смену одним поколениям бандерлогов приходят все новые и новые, и мы не знаем, каким будет Париж, каким будет Будапешт еще через 10 лет.
Вот и получилось, что в имперские столицы как-то исподволь пришла другая нация, весьма мало имеющая общего с теми империями, для коих эти столицы создавались. Что ж. Это меня радует. Я и сам безусловно тяготею к этой породе, а не ко дворам их величеств. И этой новой нации подлинных хозяев жизни (под «хозяевами жизни» я имею в виду не вставших над миром властителей чужих жизней, а тех, у кого хватает ума и мужества быть реальными хозяевами своей собственной жизни, что и отличает простого порядочного человека от гражданина империи), этому новому населению имперских столиц уже не обидно, что с величественных руин Парижа и Будапешта постепенно осыпается штукатурка. Так даже красивее. Именно так, в потертом, разношенном, обжитом виде эти города вполне заслуживают любования.
Андрей Ракин "От Варны до Нарвы или из грек в варяги — путевые записки в фейсбучно-эпистолярном стиле">>
оч советую прочесть полностью>>
"Но есть и еще одна причина, которая в моих глазах представляется куда более важной. Это бандерлоги! Милые моему сердцу и ненавистные таким имперцам, как Киплинг или Путин. Не понимаете, о чем я? Сейчас объясню.
500 лет тому назад в Индии, в самой середке Индостанского полуострова существовало некое государство великой мощи и богатства. Одни только слоны в его войске считались на сотни. А что за столица, с множеством храмов, дворцов, базаров! Имя ей было Виджаянагара... Судя по всему, это был главный брильянт в короне одного из сильнейших жругров регионального и эпохального масштаба. Но вот собрались как-то все соседи и, движимые не то завистью, не то давними обидами, взяли и, объединившись, разгромили эту державу. Император бежал вместе с деньгами и наложницами, рядовым жителям пришлось потяжелее... Короче, в одночасье не стало ни этого государства, ни его населения. Так потом и стояли век за веком посреди каменистой пустыни огромные храмы, разные столичные службы и торговые ряды. И построены они были из такого прочного камня, что ни один вандал за эти века так и не смог причинить этим постройкам хоть сколько-то заметный ущерб. Судя по всему, именно этот город вспоминал Киплинг, когда описывал в «Книге джунглей» мертвый город бандерлогов.
Ну, так вот. Прошли годы, и в этот город вернулись люди. Совсем другие. Не гордые граждане древней могучей империи, а просто бродячие скотоводы и ленивые земледельцы. В общем, бандерлоги. Совсем небольшое племя. И поселились они среди этих величественных построек, которые за века даже не превратились в развалины. Где-то пристроили свои две-три корявые глинобитные стенки снаружи к древним гранитным углам, а где-то бесцеремонно водворились в брошенные мрачные помещения, выгнав предварительно оттуда змей и обезьян. И теперь это уже не величественная, но мертвая Виджаянагара, а вполне себе живой индийский поселочек Хампи. Человек на пятьсот. Шумный, бестолковый, веселый. Со своим полицейским участком, занимающим каменную коробку древнего храма, где у входа скучают чванливые кшатрии, вооруженные для острастки бамбуковыми палками (более серьезное оружие им не доверяют, да оно и не нужно). Со своей школой, приютившейся в такой же древней каменной постройке. Над ее входом англоязычная вывеска School, в которой они изловчились сделать сразу аж три грамматические ошибки. (Попробуйте угадать, какие).
А к чему это я? Всего лишь к тому, что жизнь — она всегда как-то приятнее смерти. И если она не так величественна, как древние мертвые развалины, есть у нее другие, свои положительные стороны.
Наши европейские имперские столицы — они изначально создавались, как величественные руины, как памятники самим себе. Не могу никак доказать, но само собой приходит в голову, что их верховные создатели еще в процессе стройки, в облаках кирпичной пыли уже сознавали, что их время подходит к концу. Потому и спешили. И вот через пару-другую десятилетий все эти европейские новостройки, свеженькие, прямо с иголочки, постепенно начинают переходить в руки совсем другого правящего класса. В руки простых, незатейливых, циничных торгашей, предпринимателей, капиталистов. Согласен, это были не ангелы. Но это уже были люди. То есть такие же, как мы, а не как те таинственные египетские жрецы. И вообще, «ворюга мне милей, чем кровопийца». И чувства у них были человеческие. Тяга к красоте, к комфорту, обычное человеческое честолюбие и просто озорное желание всех удивить. И при таких заказчиках уже в начале XX века на сцену выходят новые архитекторы, талантливые, дерзкие, веселые. В общем, богема. И полез изо всех щелей модерн, сецессион, ар нуво, конструктивизм, чертова туча всякой, иной раз даже очень веселой эклектики. Из шпалер ампирной застройки тут и там стали выпирать то техногенного толка стеклянные плоскости, то, напротив, какие-то непристойно живые, растительные формы. Пришло время для всяких там Шехтелей, Гауди и Корбюзье. Короче говоря, в мертвый, холодный и казенный город заявились стаи бандерлогов. Шумные, суетливые, глупые, начисто лишенные того, прежнего, имперского величия, но зато живые. По-настоящему живые.
А как там поживают тем временем не столпы империи, а ее винтики? Те самые отбросы общества, которые селились по подвалам и мансардам величественных домов, глядя через окна в свои внутренние, не парадные дворы-колодцы (а они, кстати, совершенно одинаково грязны и безрадостны и в Париже, и в Будапеште, и в Питере). Они тоже вдруг как-то обнаглели и повылазили из своих нор. Ну кто такие эти парижские импрессионисты, а тем более, постимпрессионисты? Да ведь никто из создателей, отцов и хозяев нового Парижа даже ….. не сел бы рядом с этими сомнительными господами. А скажи им, что именно эта самая публика через полвека составит славу Франции? Свят-свят-свят! А все эти развратные поэты типа Верлена, Бодлера или вообще Рембо? Ужас! А питерские блоки, гаршины и андреевы? Не будем уж говорить о тех, кто стал душой и знаменем Парижа и подобных ему городов еще несколько десятилетий спустя — об Эдит Пиаф или о Брассансе. Кто-нибудь из перечисленных ударил бы палец о палец ради строительства великой священной империи? Нет, это вам не Киплинг. (И не Дугин-Проханов.) Такие готовы лишь на то, чтобы эти империи расшатывать, а на их стенах рисовать непристойные граффити. И слава Богу. Посмотрите -- этот процесс не стоит на месте. На смену одним поколениям бандерлогов приходят все новые и новые, и мы не знаем, каким будет Париж, каким будет Будапешт еще через 10 лет.
Вот и получилось, что в имперские столицы как-то исподволь пришла другая нация, весьма мало имеющая общего с теми империями, для коих эти столицы создавались. Что ж. Это меня радует. Я и сам безусловно тяготею к этой породе, а не ко дворам их величеств. И этой новой нации подлинных хозяев жизни (под «хозяевами жизни» я имею в виду не вставших над миром властителей чужих жизней, а тех, у кого хватает ума и мужества быть реальными хозяевами своей собственной жизни, что и отличает простого порядочного человека от гражданина империи), этому новому населению имперских столиц уже не обидно, что с величественных руин Парижа и Будапешта постепенно осыпается штукатурка. Так даже красивее. Именно так, в потертом, разношенном, обжитом виде эти города вполне заслуживают любования.
«Позолота вся сотрется, свиная кожа остается».
Андрей Ракин "От Варны до Нарвы или из грек в варяги — путевые записки в фейсбучно-эпистолярном стиле">>